Сергей Кузьмич:

Подробности

Опубликовано 21.11.2018 17:38

На малой сцене Костромского драмтеатра заработал театр юного зрителя: в начале ноября он открылся спектаклем «Эй ты, здравствуй!». Рядом с этим восклицанием пока сплошные вопросы. От чисто технических: как сделать тюзовскую площадку автономной - до собственно художественных: что и как на этой площадке ставить. Но, кажется, это не так уж плохо: судя по разговору с главным режиссёром драмтеатра Сергеем Кузьмичом, ответы на все вопросы активно ищутся. Пространство поиска - чем не перспектива для ТЮЗа?

Про тематику

- Начнём с истории. Когда ТЮЗы зарождались ровно сто лет назад, они были явлением в большой степени идеологическим, чем художественным. Они на «правильных спектаклях» воспитывали новое поколение новой страны. А есть ли сегодня именно художественная потребность в ТЮЗе?
- Многие почему-то думают, что тематика спектаклей, которые мы показываем взрослым зрителям, не очень близка подросткам. Хотя мне сложно сказать, какая же тематика интересна для этого возраста. По-моему, им интересно то же, что и нам - про жизнь, про ее смысл, про любовь, дружбу… Тут скорее другой вопрос: как это подаётся? Какова форма.
- А как же хрестоматийное - отцы и дети?
- Эта тема важна. Но ведь подростки все равно ничего не изменят, если посмотрят такой спектакль. Подобные пьесы нужны родителям, а не детям. И вообще, что значит - пьеса для подростков? Вот пьеса «Недоросль» Фонвизина - она для кого? Для подростков? Или все-таки для родителей?
- Кажется, именно это сейчас - самое сложное: выстроить репертуарную политику нового театра. ТЮЗы ведь были тесно связаны с советской драматургией - от малоизвестного нам Леонида Макарьева до Виктора Розова. Но истории про «розовских мальчиков» сегодня, как ни поставь, вряд ли могут восприниматься адекватно: другое время, другие ценности.
- Ценности не меняются. Что такое хорошо, а что такое плохо - наверное, всегда одинаково: и в советское время, и в наше. Другое дело, когда критерии добра привязываются к политической системе, к партии - вот это называется идеологической пьесой, идеологически спектаклем. А в смысле реалий, изменилось, пожалуй, только одно: в советское время было некоторое неуважение и даже презрение к деньгам. А в современном мире к ним относятся более правильно. Никто не говорит, что деньги и частную собственность нужно возводить в культ, но уважительно к ним относиться все-таки стоит.
- А вам не кажется, что в советской «тюзовской» драматургии слишком однозначно расставлены акценты: вот это - хорошо, вот это - плохо, и никак иначе? А в жизни не бывает чёрного и белого, в ней в основном полутона.
- Детей воспитывают так: сначала не надо вникать - просто запоминай, что хорошо, а что плохо. И это правильно: у ребенка еще нет собственных критериев оценки, ему надо прямо и четко сказать, что такое хорошо, что такое плохо. Но подросток - уже не совсем ребёнок. И он должен задумываться: почему это хорошо, а это плохо? Да, хотелось бы, чтобы наши спектакли настраивали подростков относиться к жизни осмысленнее, думать, вникать. Не покупаться бездумно на разные лозунги.
- Вот кстати по поводу «добра и зла». Современный европейский театр для подростков не боится ничего: сейчас, например, появилось много спектаклей про молодых людей, эмигрировавших с Ближнего Востока в Европу и решивших совершить теракт. У нас другой менталитет: мы оберегаем детей - не то что от социального, а даже от темы смерти. Это правильно?
- От темы смерти вряд ли можно уберечь, да и нужно ли? Осмысление смерти ведет к очень важным в человеке изменениям, недаром многие сказки связаны со смертью. Что касается терактов, я не уверен, что об этом стоит много говорить. Предупредить нужно, но не в спектаклях же. Да, можно сказать об этом в форме беседы - и жить дальше. Направлять к позитиву. И потом, давайте не забывать: неадекватные подростки, совершающие преступления, - нечастое явление. Не тенденция - тогда надо ли вообще привлекать к этому внимание? Не лучше ли говорить: «Будь здоров», чем: «Не болей»?

Про форму

- Вы говорите: очень важна форма. Значит, в костромском ТЮЗе могут появиться спектакли в жанре, например, сторителлинга - когда историю не показывают, а пересказывают? Как раз в детском театре его сейчас много.
- Драматический театр является определенным видом искусства, у него есть своя форма - игровая. Он неотрывен от драматургии - это одно целое. Нельзя для театра искать новую драматургию, потому что не бывает никакой новой или старой драматургии. Да, она видоизменяется внешне, но при этом не меняется суть: в театре разыгрываются ситуации и характеры через конфликты. И придумывать что-то: пересказывать пьесу, или превращать ее в диалог одного артиста с залом и потом называть это модным словом «стендап», или читать ее по ролям, или преобразовывать в пластический и мимический театр… Для чего? Все названные формы сценического представления не являются драматическим театром.
- А если театр в его привычной форме подросткам тяжело воспринимать?
- Это не связано с «устаревшей формой языка театра». Это связано с тем, что спектакль просто плохо сделан. Если спектакль сделан и сыгран грамотно, по определенным законам, то он будет живой и интересный. Возьмем кино: «Неуловимые мстители» - старый советский фильм. А теперь скажите: его интересно смотреть сейчас? Конечно, интересно. Потому что грамотно сделано. Единственное, что нужно учитывать при работе с подростками: у них по-другому держится внимание. Им нужно больше «монтажных стыков», больше перебивок между сценами. Потому что им труднее воспринимать длинную мысль, фразу. Они еще учатся созерцать, останавливать мгновение на прекрасном.
- Тогда что вы имеете в виду, когда говорите о поисках особого языка в спектаклях для подростков?
- Разговаривать по-взрослому или не по-взрослому? Каким языком общаться: метафорическим, аллегорическим? Или это ещё не понятно для подросткового сознания и нужен более прямой язык? Потом, камерная сцена диктует свои условия общения: более интимные, проникновенные, обнаженные. Иногда стирают границы между залом и сценой, думая, что спектакль станет ближе зрителю. А получается прямо обратный эффект: зритель закрывается. А вот отгороженный парапетами и светом, он гораздо больше сопереживает. Все эти вещи надо пробовать, проверять.
- Как вы поймете, что ТЮЗ интересен детям?
- Если подростки пойдут к нам не потому, что ведут их класс, а потому, что они сами хотят идти. Если это будет выбор, а не обязательство. Я не отношусь негативно к коллективным выходам в театр: да, в таком возрасте многие вещи надо заставлять делать. Но, конечно, очень бы хотелось, чтобы зритель шел сам.

Про режиссуру

- Почему ТЮЗ открылся постановкой Александра Кирпичева?
- Александр сейчас заканчивает учиться на режиссера, у него диплом. Естественно, он хотел поставить дипломный спектакль в театре, и понятное дело, что мы бы дали ему эту возможность в любом случае. А тут как раз открытие ТЮЗа.
- Спектакль получился?
- Получился. И вот интересное наблюдение: дети смотрят, говорят, что интересно. Но интересно и зрителю взрослому. Более того: чем взрослее зритель, тем ему интереснее. «Эй ты, здравствуй!» - пьеса советского периода, и взрослым это время знакомо. И поскольку спектакль получился очень добрым, люди с удовольствием погружаются в него, сопереживают, плачут.
- На пресс-конференции по поводу открытия ТЮЗа говорили о приглашенных режиссерах. Они все-таки будут?
- Мы очень надеемся на это. Конечно, хочется приглашать проверенных режиссеров, тех, которые могут многое дать артистам. Значит, это режиссеры с опытом, с достижениями, а если они с опытом и достижениями, то, естественно, дорогие. Все будет зависеть от финансирования.
- А лично у вас есть виды на новую площадку?
- Интересно было бы на малой сцене вдруг поставить Островского. Его обычно ставят масштабно, а на камерной сцене - по-моему, я этого даже не видел никогда и нигде. Рассмотреть Островского крупным планом - вот это любопытно. Римас Туминас (художественный руководитель театра имени Вахтангова. - Авт.) часто говорит, что надо играть не для зрителя, а для Бога. И у артистов сразу возникает ощущение: Бог - он большой, он где-то высоко и далеко. Начинают играть глобально, для космоса. Как в античном театре: мы играем под открытым небом, под звездами, и откуда-то свысока на нас смотрят боги. А камерная сцена - это обратная ситуация, это противоположная направленность. Мы словно погружаемся в себя, уходим в свое сознание. И это погружение может быть очень интересным.

• < Назад
• Вперёд >