Кострома послевоенная

Подробности

Опубликовано 25.09.2018 13:50

Это нам сегодня кажется, что в мае 1945-го победители, по крайне мере, большая их часть, сразу вернулись к своим семьям. На самом же деле демобилизация бойцов и возвращение их на родину занимали иногда месяцы, а иногда и годы. О своем пути домой нам рассказал участник войны, житель города Губкин Белгородской области Геннадий Федорович
Зайцев, в прошлом — уроженец и житель Костромы.

Из Словении в Молдавию

Закончив войну в Вене, наш дивизион радиоразведки стоял целый год в Словении, а затем перебазировался в Молдавию. Мы устроились и подготовились к зиме, неожиданно суровой для местного климата. У людей, разоренных войной, не было теплой одежды, топлива и продуктов. Запас виноградного вина продан был за бесценок. В республике разразился голод. Наши шоферы на «Студебеккерах» добывали и развозили топливо по хатам всю зиму. Весной на поля вышли тракторы, которые пахали землю под посев кукурузы. Семена подарила соседняя Румыния.

Десять суток отпуска

В нашей части была создана своя курсантская школа, где должность старшины досталась мне. Как и другие солдаты военного призыва, я безупречно тянул и тянул лямку многолетней службы.
До прибытия к нам новобранцев мне дали десятидневный отпуск. Я получил в штабе отпускной литер для железнодорожного билета, на складе мне выдали банку американской колбасы и буханку хлеба на дорогу. Половину хлеба я поменял у молдаван на бутылку вина и вместе с колбасой повез гостинец родным в Кострому.

Голодная столица

Я впервые приехал в Москву. Было утро, а поезд на Кострому уходил только в одиннадцать вечера. Сдаю свой вещмешок в камеру хранения и еду на метро в центр. Меня интересовала прежде всего... столовая! 1947 год был такой же голодный, как и в войну: столовые были закрыты, а в магазинах еда была только по карточкам. И я замахнулся на ресторан. Самый ближайший от Красной площади был ресторан «Москва».
Ко мне вышла симпатичная москвичка средних лет в белоснежном халате и колпаке и пригласила меня сесть за столик у кухни, сама села напротив: «Расскажите о себе». С 1925 года, говорю, призывался в 43-м. Рассказал про фронт, про то, что мне дали отпуск повидать мать и слепого отца, который был ранен в голову... Женщина велела принести мне поесть. На столе появился хлеб и гороховый суп с бужениной.

Мать краснофлотца

Оказалось, что сына этой москвички тоже призвали в 43-м. На флот. Сын писал, что их корабль сопровождает караваны судов союзников по Баренцеву морю. «Я получила четыре письма от сына, а потом пришла похоронка, - сказала моя собеседница, - вы кушайте, для меня облегчение накормить вас. У моего сына нет могилки, его погребла пучина Северного моря».
Принесли второе: печёнку с жареной картошкой, кружочки колбасы и чай. Мама погибшего моряка сделала мне бутерброд с колбасой, завернула в бумагу и дала на дорогу. Расставаясь, пообещал ей, что буду поминать ее сына и не забуду ее доброты. Она пожала мне руку и пожелала счастья после службы.

«Здравствуй, сынок...»
Поезд пришел в Кострому в пять часов утра. Я умышленно не сообщал о своем приезде, так как мама не спала бы всю ночь, а потом, встав в четыре часа, шла пешком через весь город. Так, через четыре с половиной года войны и службы я шагал по родному городу. Домой пришел как гром с небес. Мама обняла меня, долго целовала и плакала. Я подошел к отцу, он меня всего ощупал, поцеловал и хриплым голосом тихо сказал: «Здравствуй, сынок».
Не теряя времени, мы с отцом пошли в баню. После в буфете выпили по кружке пива. Дома я успел побриться и побрить отца, оставил ему только усы. Он хвалил мою трофейную бритву: «Как по маслу бреет».

Дома!

Садимся за стол. Поднимаем по одной за встречу и закусываем моей ароматной американской колбасой и картошкой в мундире. И тут, как в сказке, шипящий самовар оказывается посередине стола и... подается золотых рук творение из русской печки: пироги с грибами. Я поручил сестренкам пригласить вечером на чай своих верных друзей, а сам отправился в город. Курс взял на кондитерскую с вывеской «Заказы не принимаются».
Служба старшиной меня кое-чему научила. В свой 21 год, при полном параде, я ворвался в кондитерскую и устроил девичий переполох. Девчатам я понравился, и они сделали мне небольшой торт, как фронтовику.
По пути домой прогулялся через центр к ресторану, где купил две бутылки водки. Дорого, но зато с гарантией, что настоящая. Мне так хотелось хоть немного утешить больного и слепого отца. Я не пил спиртное, но в компании с отцом решил, что можно.
Пришли ребята. Нас сроднила дружба с первого класса и босоногое детство. Когда же пришла пора выбора, то друзья попали на завод, который получил военный заказ, а ребята - «бронь» на всю войну. Меня же в девятом классе призвали в армию. Я обратил внимание на покалеченные руки ребят: все в шрамах. Сами они были худые и бледные. Они рассказали, что всю войну работали без выходных. Все питание: 800 граммов хлеба и баланда в столовой.
Мама добавляла в тарелки ребятам еду и говорила: «Не стесняйтесь, ешьте досыта».
Я сидел, крепкий парень, при всех фронтовых наградах и в старшинских погонах. Мама не сводила с меня своих блестящих глаз.

Считать - плохая примета

Мама достала из сундука узел из церковного платочка с крестиком, развязала и бережно положила на стол перевязанные ленточкой фронтовые «треугольники» и отдельно послевоенные письма в конвертах. Это были письма сына. Мои письма. Отец успел написать с фронта лишь две весточки, а потом за него, ослепшего бойца писали другие, уже из госпиталя. Я спросил: «И сколько здесь моих писем?». «Считать - плохая примета» - только и ответила моя мама. Каждый треугольник был полит слезами и освящен молитвой о том, чтобы сын был жив.

Трое из футбольной команды

С утра мы с отцом уже пилили дрова, я их колол, а мама и сестренки укладывали топливо в сарай.
После рабочей смены на заводе ко мне пришли ребята с приглашением на «стрелку», где в Волгу впадает Костромка. Прошли тропинкой по заливным лугам. Перед нами - огромное песчаное поле, где вода давно смыла босоногие следы нашей футбольной команды, а война навсегда забрала большую часть юных футболистов.
Мы обнялись, преклонив головы в нахлынувшем скорбном молчании. И в память нашей погибшей команды, как и до войны, мы бросились в холодную воду, долго лежали на горячем песке и пошли на луг - «пастись» на диких витаминах.

Мамин подарок

Отпуск пролетел быстро. Перед отъездом я получил самый дорогой подарок от мамы: «Спасибо тебе, сынок. Без швейной машинки я была как без рук, а теперь она как новая. И стулья в доме теперь все крепкие. Замки все работают. Дрова на всю зиму заготовлены».
Поезд на Москву уже стоял на перроне. Отправление в 22.00. Мама плакала. За эти десять дней война еще раз прошла через ее сердце. Я едва успел заскочить на ступеньки вагона.
Через три года на этом же самом перроне мама будет встречать со службы старшего сына и провожать служить младшего.

• < Назад
• Вперёд >